Толкования псалмов
Толкование на псалмы.
Творения святителя Афанасия Александрийского
Предуведомление о псалмах
В еврейской книге Псалмов все они писаны без присовокупления числа и в ином виде; иные соединены в один, и иные разделены. Так, первый и второй псалмы по еврейскому тексту соединены в один псалом; и наоборот, девятый, который у нас составляет один псалом, в еврейском тексте разделен на два псалма. Вся же книга Псалмов делится на пять частей.
Приметить также должно, что порядок псалмов не соглашен с исторической последовательностью времени, и во многом отступает от порядка времени, как показывает книга Царств. Поелику в иудейском народе усилилось идолослужение, то оно привело у них в забвение отеческие писания, так что в неизвестности оставалась и книга Закона Моисеева, и нимало не сохранилось у них отеческого благочестия. Они убивали и Пророков, обличавших злочестие их, за что и преданы были в плен сперва ассирианам. В последствии же времени некто из Пророков, возревновавши об их Синагоге, вместе с прочими книгами собрал и книгу Псалмов, отыскав их не все вдруг, но в разные времена, и в начале поместил те псалмы, которые найдены прежде других. Посему-то находим, что не все псалмы Давидовы по порядку, но между ними встречаются помещенными в книге то псалмы сынов Кореовых и Асафа, и Соломона, и Моисея, и израильтянина Эфама, и Эмана, то опять псалмы Давидовы, не потому что в этом порядке они писаны, но потому что так были отысканы. То же самое найдем и у Пророков в размещении частей их книг.
О псалмах после первого и двенадцатого ненадписанных, или и имеющих надписание, но без обозначения, чьи они, евреи говорят, что принадлежат они тому, чье имя поставлено в псалмах предшествующих ненадписанным.
О первом и втором, составляющих один псалом, думаю, что они Давидовы, потому что все следующие за ними в первой части псалмы суть Давидовы, и все от третьего до сорокового надписаны Давидовыми. Посему, кажется мне, Давиду же принадлежат первый и второй псалом. Мнение это оправдывается книгою Апостольских Деяний, в которой сказано:Владыко, Тысотворил есинебо и землю и море и вся, яже в них: иже Духом святым усты отца нашего Давида отрока Твоего рекл еси: вскую шаташася языцы, и людие поучишася тщетным(Деян. 4, 24, 25)? А этим ясно подтверждается, что второй псалом есть Давидов. Умолчано же при нем имя Давидово вероятно потому, что псалом заключает в себе явное пророчество о Господе в сказанном:на Господа и на Христа Его(Пс. 2, 2), вслед за чем присовокуплено от лица самого Христа:Господь рече ко Мне: Сын Мой еси Ты(Пс. 2, 7).
Всех псалмов сто пятьдесят. Некоторые думают, что все они принадлежат блаженному Давиду. Но на это нет указаний. Ибо хотя все псалмы известны под именем Давидовых, однако же в надписаниях показывается, кому принадлежит какой-либо псалом. Ибо Давидом избраны были четыре начальника певцов и двести восемьдесят восемь служащих им (1 Пар. 25, 7). Посему, встречаются псалмы этих четырех начальников, как видно из надписаний. И когда сказано: псалом сыном Кореовым, Эфаму, Асафу и Эману; тогда означается, что они воспевают псалом, т. е. сыны Кореовы, Эфам, Асаф и Эман. Когда сказано: псалом Асафов, тогда показывается, что псалом этот изречен самим Асафом. И когда говорится: псалом Идифумов, тогда значит, что воспевает его сам Идифум. Когда говорится: псалом Давидов, показывается, что произнесший был сам Давид. Когда же сказано: псалом Давиду, тогда значит, что другими изрекается о Давиде. Всех псалмов сто пятьдесят. Из них семьдесят два суть Давидовы, девять Давиду, двенадцать Асафовы, двенадцать сыном Кореовым, один Идифумов, один Эфамов, один Эманов, один Соломонов, два Аггея и Захарии, ненадписанных тридцать девять и один Моисеев. Всех сто пятьдесят.
Посему, должно вникнуть в таинственную причину, по которой, когда певцы различны и псалмы не все Давидовы, все они приписаны Давиду. И мы прейдем этого в молчании. Надписание это сделано потому, что сам Давид был тому причиною. Он избрал певцов; и потому, как учредитель, уподобился той чести, что все изреченное и другими певцами приписано Давиду.
Поелику Давид был Пророк, отверсты были внутренние очи его, и знал он, что лукавые духи радуются падению человеков, а напротив того скорбят, когда люди преодолевают их; то, без сомнения, против них вооружаясь мысленно, молился он об исправлении человеков, к лукавым духам применяя сказанное им о врагах видимых. Ибо, если не так будем объяснять себе намерение Пророков, то не только из сказанного ими не получим никакого назидания к стяжанию кротости, но даже приобретем какое-то суровое и противное Евангельскому учению расположение, когда будем часто молиться о сокрушении врагов и не любить их; потому что Давид тысящекратно говорит: да постыдятся и посрамятся все враги мои, и я да не постыжусь. Не будем же думать, будто бы Пророки и други Божии говорили это в ином, а не в сказанном выше, смысле. Ибо такое разумение прилично тщательному исследователю, как скоро находит, что Пророк молится о гибели врагов; то есть, сказанное о врагах видимых должен он применять к врагам мысленным. Сверх того, подвижнику должно стараться об уразумении каждого речения.
Святитель Афанасий Великий
Афанасий рано был напоен божественными правилами и уроками, употребив немного времени на изучение наук общеупотребительных, с тем только, чтобы и в этом не казаться совершенно неопытным и не знающим того, что почитал достойным презрения. Он не потерпел, чтобы благородные и обильные дарования души были упражняемы в предметах суетных; не захотел подвергнуться участи неопытных борцов, которые, поражая чаще воздух, нежели противников, не достигают наград. Изучив все книги Ветхого и Нового Завета, как другой не изучал и одной, он обогащает себя умозрительными сведениями, обогащает и светлостью жизни, и удивительным образом сплетает из того и другого эту подлинно золотую, для многих неудобосплетаемую цепь, употребив жизнь в руководство к умозрению, и умозрение, как печать жизни. Ибо правило, что начало мудрости страх Господень (см. Пс. 110, 10; Притч. 1, 7), есть как бы первая только пелена; мудрость же, превозмогшая страх, перешедшая в любовь, делает нас Божиими друзьями и из рабов сынами.
Так воспитанный и обученный, как и надлежало бы и ныне готовящимся быть представителями народа и иметь попечение о великом теле Христовом, по великому Божию совету и предведению, которое задолго прежде полагает основание важных событий, он сопричисляется к этому великому алтарю, делается одним из приближенных приближающихся к Богу (см. Лев. 10, 3), удостаивается священного стояния и чина, и когда прошел весь ряд степеней, тогда (чтобы не говорить о средних) дается ему председательство в народе, или, что то же, вверяется попечение о целой Вселенной; и священство приемлет он (не умею сказать) как награду за добродетель, или как источник и жизнь Церкви. Ибо нужно было, чтобы Церковь, томимая жаждой истины и едва дышащая, была напоена, как Исмаил (см. Быт. 21, 15-20), или прохлаждена из источника, как Илия, в земле иссохшей от бездождия (см. 3 Цар. 17, 2-6), и оживотворилась, чтобы оставлено было семя Израилю (см. Ис. 1, 9), и мы не стали как Содом и Гоморрою – эти города, потопленные огнем и серой (см. Быт. 19, 24) и известные своими пороками и еще более своей погибелью.
Поэтому нам, повергнутым уже долу, воздвигнут рог спасения, благовременно ниспослан краеугольный камень, связующий нас с самими собой и друг с другом, или огонь, очищающий гнилое и вредное вещество, или лопата земледельца, отделяющая в учении легкое от полновесного, или меч, отсекающий корни злобы. И Слово находит Своего поборника, и Дух приобретает мужа, который за Него будет дышать ревностью…
Он вступает в управление Церковью, но вместе с тем не испытывал на себе того же, что бывает с людьми, которых ослепляет неумеренность гнева и которые, покорясь его владычеству, изгоняют и ниспровергают все, на первый раз им встретившееся, хотя бы оно и стоило пощады. Напротив, рассуждая, что теперь всего благовременнее заслужить ему одобрение (потому что злостраждущий всегда бывает умереннее, а получивший возможность воздать злом за зло меньше соблюдает умеренность), так кротко и снисходительно обходится с оскорбившими его, что даже и для них самих, можно сказать, не было неприятно возвращение Афанасия. Он очищает Святилище от торгующих святыней христопродавцев, чтобы и в этом стать подражателем Христовым; впрочем совершает это не свитым из веревок бичом (см. Ин. 2, 15), но убедительным словом. Он примиряет друг с другом и с собой беспокойных, не потребовав к тому посредников, освобождает от притеснений терпевших обиды, не разбирая, держался ли кто его или противной стороны, восстанавливает падшее учение. Снова свободно исповедуется Святая Троица, поставленная на подсвечнике и блистательным светом Единого Божества обнимающая сиянием души всех. Снова дает он законы вселенной; обращает к себе умы всех, к одним пишет послания, других призывает к себе, а иные приходят непризванные и получают назидание. Всем же предлагает он один закон – свободное произволение; ибо это одно почитал достаточным руководством к совершенству. Кратко сказать: он подражает свойствам двух похваляемых камней; для поражающих служит адамантом, а для мятежников – магнитом, который неизъяснимой силой естества привлекает железо и приспосабливает к себе самое твердое из веществ… Нравом был прост, в управлении многообразен, мудр в слове, еще премудрее разумом, тихошествен со смиряющимися, возвышен с высокопарными; гостеприимен, заступник просящих, отвратитель зол, действительно в одном себе совмещающий все то, что язычники приписывали по частям которому-либо из своих богов. Присовокуплю еще, что он был покровителем супружества, другом девства, блюстителем и восстановителем мира, путеуказателем для отходящих из этой жизни. О, сколько наименований представляют добродетели Афанасия мне, желающему унаименовать этого мужа за каждую его доблесть! Поскольку же провел он такую жизнь, так был научен и учил, что дела и нравы его служат правилом для епископов, а догматы его – законом для Православия, то какую приемлет награду за благочестие? Ибо не должно ничего оставлять без внимания. В доброй старости (см. 1 Цар. 29, 28) оканчивает он жизнь, и прилагается отцам своим – патриархам, пророкам, апостолам и мученикам, подвизавшимся за истину.