Шрифт

Жития святых, праздники, иконы на каждый день. Православный календарь

Житие священноисповедника Агафангела (Преображенского), митрополита Ярославского

День памяти - 16 октября

Митрополит Агафангел (в миру Александр Лаврентьевич Преображенский) родился 27 сентября 1854 года в селе Мочилы Веневского уезда Тульской губернии в семье священника. Воспитанный родителями в послушании вере Христовой и строгом исполнении церковных обрядов, он высоко ставил служение святой Церкви в священном сане. Ребенком он любил подолгу бывать на кладбище, гулять среди могил и крестов – красноречивых свидетельств, что вся персть, вся пепел, вся сень. Здесь со слезами на глазах Александр просил Господа, чтобы Он сподобил его во время благопотребно стать служителем алтаря и приносить умилостивительную бескровную жертву за окончивших земную жизнь. Это желание было так велико, что когда по окончании училища представилась возможность поступить в привилегированное столичное учебное заведение, он ее решительно отверг. Близкие советовали не отказываться от случая получить серьезное светское образование, которое откроет ему широкие возможности в жизни. Увидев бездейственность советов, родные попытались принудить его согласиться с ними и оставить мысли о получении духовного образования, но все было напрасно. Чувствуя непреодолимую тягу к церковному служению, Александр со свойственными его характеру решимостью и настойчивостью настоял на продолжении образования в Тульской Духовной семинарии, в которую он и поступил в 1871 году.

В те годы семинарское образование в России пребывало в плачевном состоянии, в стены духовных учебных заведений беспрепятственно проникали материалистические и бездуховные науки. Под видом новых научных открытий начинали открыто утверждаться в области научных знаний социальные и естественно-научные мифы. Идеал служения на духовном поприще среди образованного общества был почти утрачен, и общество пришло в состояние духовного окостенения. Становились модными и нравственно похвальными профессии, устрояющие земную жизнь – инженера, врача и т. п. Увлечение естественными науками образованного юношества не оставило в стороне и Александра и, в конце концов, пленило его ум и сердце. Горячее желание служить Церкви Христовой в священном сане за время учения охладело, и к концу обучения он решил оставить семинарию и поступить в светское учебное заведение, чтобы стать врачом.

Он начал готовиться к поступлению. И вдруг тяжело заболел. Болезнь продолжалась около года, и не только не было сил готовиться к вступительным экзаменам, но пришлось совсем отложить учебные занятия. Оправившись от болезни, Александр не оставил намерения стать врачом, но не замедлило явиться другое испытание – умер отец-священник, надо было заботиться об осиротевшей семье, и Александр согласился стать сельским пастырем на приходе отца. Однако Промысел Божий готовил ему иной путь. Как лучший ученик семинарии он получил направление в Московскую Духовную академию для продолжения богословского образования. Здесь, в обители преподобного Сергия, вернулось к нему первое юношеское желание стать священником. Но в сане ли иерея или священноинока – Александр не знал. И часто, с благоговением склоняясь перед мощами преподобного Сергия, он молился и вопрошал: не остаться ли навсегда в стенах обители? И внутренний таинственный голос ему отвечал:

«Добро есть здесь быти, останься, останься здесь». Но, увы, не послушался он этого внутреннего голоса. Заманчивые предложения мира обольстили его, и он отказался от вступления на монашеский путь.

Блестяще окончив в 1881 году Духовную академию со степенью кандидата богословия, он был определен на должность преподавателя латинского языка в Раненбургское Духовное училище. 7 декабря 1882 года Александр Лаврентьевич был переведен на должность смотрителя Скопинского Духовного училища. Избрав образ жизни семейный, он женился, но здесь его постигло новое горе. После одиннадцатимесячной счастливой жизни он разом потерял и жену, и сына. И только тогда, убитый горем, снедаемый чувством горького сиротства и бесприютности, чувствуя себя как бы лишним на свете, выброшенным из жизни, он понял, что жизненный путь, избранный им, – не его путь; и он спросил себя: неужели же еще нужно усиливаться поймать летучие тени, гоняться за призраками обманчивых наслаждений? И вот блеснул забытый в суете жизни, заслоненный образами мира сего, но никогда не угасавший, благодатный свет Христов и осветил его думы, его чувства, страдание – и осветилось все: и душа, и жизнь. И преклонившись перед неисповедимою волею Божией, Александр на этот раз твердо решил оставить мир, взять свой крест и принять иночество.

7 марта 1885 года он принял постриг с именем Агафангел, а 10 марта рукоположен в сан иеромонаха; в следующем году он был назначен инспектором Томской Духовной семинарии с возведением в сан игумена, а в 1888 году – ректором Иркутской Духовной семинарии с возведением в сан архимандрита. По прибытии в Иркутскую семинарию о. Агафангел принялся за созидание соответствующего духовной школе доброго порядка. Самоотвержением и любовью к делу он снискал доверие и благорасположение как среди сослуживцев, так и среди воспитанников.

9 сентября 1889 года в иркутской крестовой церкви состоялось наречение архимандрита Агафангела во епископа Киренского, викария Иркутской епархии; на следующий день в Иркутском Вознесенском монастыре при огромном стечении народа состоялась его хиротония во епископа. В 1893 году епископ Агафангел был переведен на самостоятельную кафедру в Тобольск. Здесь ему пришлось трудиться не только как епархиальному архиерею, но и как миссионеру. Каждый год он предпринимал дальние и долгие путешествия по самым отдаленным уголкам епархии, не предполагая тогда, что через тридцать лет ему снова придется пройти по этим местам, но уже в качестве узника.

В 1897 году он был назначен епископом Рижским и Митавским; в 1904 году возведен в сан архиепископа; в 1910 году назначен архиепископом Виленским и Литовским. Через два года за усердное служение Христовой Церкви владыка Агафангел был награжден бриллиантовым крестом для ношения на клобуке. В постановлении о награждении писалось о нем как о святителе, отличающемся заботливостью о развитии религиозно-просветительских обществ, в отношении к духовенству и мирянам неизменной благожелательностью, соединенной в то же время с твердостью. В этот период своего служения архиепископ стяжал славу архиерея широких либеральных взглядов. После революции 1905 года, когда многие ее участники в Латвии были приговорены к расстрелу, он выступил с энергичным ходатайством об отмене смертных приговоров. Гражданская власть удовлетворила ходатайство архиерея, и таким образом многие были спасены от насильственной смерти.

В 1913 году архиепископ Агафангел получил назначение в Ярославль, а в апреле 1917 года был возведен в сан митрополита Ярославского и Ростовского. В Синоде, образованном при Патриархе Тихоне, митрополит был избран в его постоянные члены.

После октябрьской революции, со временем широко разлившейся по всему пространству России гонениями и смутами, пришли испытания, скорби от подчиненных владыке священников. После безбожной революции из Церкви ушли блудники, пьяницы и лихоимцы, волки в овечьей шкуре, чтобы образовать свою обновленческую и живоцерковническую церковь. Уходя, они причиняли Церкви многие досады.

В 1919 году священник села Никольско-Троицкого Тутаевского уезда Немиров овдовел и спустя два года вступил в гражданский брак, за что, в согласии с церковными канонами, был митрополитом Агафангелом запрещен в священнослужении. Немиров пренебрег запретом, собрал прихожан и убедил их, что в Священном Писании нигде не сказано, что вдовый священник не может жениться, и прихожане постановили – приступить Немирову к исполнению обязанностей священнослужителя. Митрополит послал благочинного, чтобы тот разъяснил прихожанам, сколь важны и обязательны для исполнения церковные каноны. Однако единомышленники Немирова пренебрегли запретом митрополита. В конце января в Тутаев прибыл епископ Вениамин (Воскресенский), которому митрополит поручил дело Немирова. В наставлении ему митрополит Агафангел писал:

«Вам... нужно туда поехать преподать прихожанам увещание, вразумление, прещения и угрозы. В заключение скажите, что... бывший священник Немиров будет отлучен от Церкви, а вместе с ним и те, кто будет молиться с ним и даже иметь какое-либо общение с ним.

По отношению к Немирову примите крайнюю осторожность. Он, может быть, окажется настолько нагл, что осмелится в облачении и с крестом встречать Вас или учинит другое кощунственное действование, с первого слова Вы все это отклоните и устраните его, приказав ему разоблачиться и уйти из церкви, не преподавайте ему даже архипастырское благословение.

Сознаю, что миссия эта для Вас трудная, но твердо уповаю, что Господь поможет Вам совершить ее без тяжелых воздыханий и благословит успехом.

Приехать Вам в Никольско-Троицкое лучше всего в праздник, предупредив прихожан о дне и часе своего приезда. Кстати, если Вы прибудете в церковь в то время, когда Немиров будет совершать богослужение или требу, прежде всего прекратите это кощунство».

22 января епископ Вениамин собрал общий сход прихожан, который принял решение уволить Немирова. Но сторонники Немирова собрали свой сход, который постановил, что сход 22 января был незаконным, и решили собраться 5 марта. На сходе 5 марта епископ Вениамин снова прочитал народу указ о лишении Немирова сана, а также за неисполнение распоряжений митрополита отлучение его от Церкви. Но сколько ни старался епископ убедить прихожан согласиться с мнением митрополита и перестать поддерживать нарушителя церковных канонов, поставившего себя вне Церкви, ему не удалось убедить шумное собрание. «Если вам так нравится Немиров, – сказал владыка, – ходатайствуйте за него перед митрополитом Агафангелом, а если он откажет – перед Патриархом Тихоном».

Сторонники Немирова не стали обращаться к Патриарху, а обратились к Ленину, требуя от властей, чтобы они предали митрополита Агафангела суду за нарушение декрета о гражданском браке, а также «через подлежащие советской власти юридические органы выяснили... вопрос о праве лиц вдовьего духовенства свободно вступать в гражданский брак, и вправе ли церковная власть делать... насилия... за вступление в гражданский брак». Заявление было переслано в 5-й отдел Наркомюста, а затем в секретный отдел ГПУ Самсонову с резолюцией Красикова: «Дать срочно указание Губотделу о том, чтобы по установлении этого факта подобрали дополнительный материал на архиерея, арестовали и предали суду».

13 мая Ярославское ГПУ дало распоряжение обыскать покои митрополита в Спасском монастыре на предмет поиска церковных ценностей, чтобы (если таковые найдутся) обвинить митрополита в их сокрытии. Сотрудники ГПУ перерыли все сундуки, но кроме домашнего скарба и архиерейских облачений ничего не нашли. 16 мая начальник первого секретного отдела Ярославского ГПУ приказал завести дело на митрополита и принять меры к тому, чтобы выяснить, что собой представляют взгляды и убеждения ярославского архиерея.

Но не просьбы властям отлученного от Церкви священника, не распоряжения наркома юстиции и даже не распоряжение местного ГПУ послужили причиной преследования митрополита Агафангела. Начиналось новое гонение на Православную Церковь. Открывались суды по делу об изъятии церковных ценностей в Иваново-Вознесенске и в Москве.

9 мая власти объявили Патриарху Тихону, что он привлекается к судебной ответственности в качестве обвиняемого по делу о сопротивлении изъятию церковных ценностей.

12 мая 1922 года Патриарх направил председателю ВЦИК письмо: «Ввиду крайней затруднительности в церковном управлении, возникшей от привлечения меня к гражданскому суду, почитаю полезным для блага Церкви поставить временно, до созыва Собора, во главе Церковного Управления или Ярославского митрополита Агафангела (Преображенского), или Петроградского Вениамина (Казанского)».

После этого обновленцы попытались узаконить свое церковное управление, добиваясь признания его митрополитами Агафангелом и Вениамином. С этого времени дальнейшая участь митрополитов оказалась в зависимости от их отношения к обновленцам. И потому, едва успев взять у Патриарха Тихона документ о передаче власти митрополиту Агафангелу, глава живоцерковников Владимир Красницкий поспешил в Ярославль к митрополиту. Владыку Агафангела он нашел в Толгском монастыре. Красницкий предъявил документ от 3 (16) мая о передаче церковного управления митрополиту Агафангелу.

По прочтении митрополитом документа Красницкий приступил к изложению цели своего визита. Он кратко объяснил, что управление Церковью идет по неправильному пути, что это путь контрреволюции. И его надо изменить. Кое-что в этом направлении уже сейчас делается. Например, в центральных газетах опубликовано воззвание группы священнослужителей.

– Церковь должна держаться вне партии и вне политики, – возразил митрополит.

– Я с вами совершенно согласен, – подхватил Красницкий. – А не могли бы вы эту свою точку зрения изложить письменно?

Эта грубая ретивость Красницкого неприятно поразила владыку и он поспешил отклонить предложение.

Вряд ли Красницкий верил, что сможет убедить митрополита поддержать ВЦУ, куда больше он надеялся на то, что ГПУ арестует митрополита за сопротивление обновленцам. Неужели же ГПУ, обладающее почти безграничной властью, не сможет организовать приход ВЦУ к управлению Православной Церковью? И Красницкий решил не утруждать себя переговорами с дипломатично-сдержанным и твердо-непреклонным митрополитом. Но имея обязательства перед ГПУ выяснить позицию митрополита, он спросил, не подпишет ли митрополит воззвание «инициативной группы духовенства», опубликованное в газетах. Митрополит отказался.

– А позвольте спросить, почему?

– Оно мне мало известно и в широких церковных кругах не обсуждалось, – ответил владыка.

На этом беседа закончилась. В тот же день Красницкий отбыл в Москву, где поставил руководство ГПУ в известность о состоявшемся разговоре. Последствия сказались незамедлительно. На следующий день начальник секретно-оперативного управления ГПУ Менжинский и начальник секретного отдела ГПУ Самсонов отправили в Ярославль шифрованную телеграмму: «Под ответственность начальника ГОГПУ с соблюдением строжайшей конспирации предлагаем провести следующее: 1) обследовать хозяйство митрополита Агафангела, осторожно намекнув на то, что оно может быть реквизировано; 2) немедленно произвести у Агафангела в его канцелярии и у ближайших его помощников самый тщательный обыск, изъяв все подозрительные документы; 3) взять с Агафангела подписку о невыезде ввиду неблагонадежности; 4) арестовать всех его приближенных, в частности, тех, кто принимал участие в беседе Агафангела с московским попом Красницким; 5) прислать на Агафангела весь компрометирующий материал. Настоящее принять к неуклонному исполнению и хранению в строжайшем секрете».

Телеграмма была получена 20 мая, и в тот же день был выписан ордер на обыск, а сам митрополит приглашен в Ярославское ГПУ для допроса. Следователь интересовался, о чем митрополит говорил с Красницким и каково его отношение к обновленцам. Владыка рассказал, как было дело.

На следующий день в кельях Толгского монастыря был произведен обыск. Изъяли семнадцать писем частной переписки владыки. Осмотрев имущество и хозяйство митрополита, увидели, что мебель у него довольно скудная, а хозяйственного имущества и вовсе нет, так что отбирать по сути дела нечего.

14 июня 1922 года митрополит Агафангел был вызван в ГПУ для допроса. Первый вопрос: отношение митрополита к советской власти.

То, что в особенности отличало митрополита и что было выработано опытом всей долгой жизни, – это непременная трезвость суждений и уравновешенность. Он знал, что не совершит поступка, увлекаемый пристрастием или случайными эмоциями. Опыта юности было довольно, он давно привык подчинять свои мысли и действия воле Божией. Размеренно и взвешенно отвечал митрополит следователю:

– Против существующей власти ничего решительно не имею, все ее распоряжения я исполнял и исполнять буду. Национализации крупной промышленности и крупного землевладения я сочувствую, но признаю желательным это отчуждение компенсировать, признаю необходимым предоставление права на мелкую собственность, то же и в отношении церквей и монастырей. Против запрещения преподавать Закон Божий в школах ничего не имею, но не согласен с запрещением преподавания его лицам, не достигшим 18 лет, потому что оно противоречит декрету отделения Церкви от государства. Против изъятия церковных ценностей, имеющих второстепенное значение, если оно не нарушает существенно интересов религии, как, например, изъятие сосудов, в которых совершалось таинство, и снятие риз с особо чтимых икон, – я не протестую.

Спрашивали о церковной власти. Владыка ответил:

– Власть Патриархом передана мне. Распоряжения Высшего Церковного Управления считаю незаконными.

– С кем ведете частную переписку? – спросил следователь.

– С братом... – ответил митрополит.

Следователя интересовало, говорил ли митрополит кому-нибудь о гонении на Церковь. Гонения эти были явны, еще в 18-ом году священников в Ярославской епархии расстреливали по одному подозрению в сочувствии к участникам противобольшевистского восстания.

– Что советская власть занимается гонением на Церковь, этого я никогда не говорил, – отвечал митрополит, – но что в первое время после революции были случаи, которые давали повод так думать, я не отрицаю, но отношу это не на счет власти, а на счет местных исполнителей советских распоряжений.

– Каково ваше отношение к прогрессивному духовенству, призывающему к поддержке советской власти во всех ее начинаниях, как к власти трудящихся? – спросил следователь.

– Я готов их взгляды выслушать, – ответил митрополит, – а что мне известно об их желаниях, то во многом с ними согласен.

На следующий день митрополиту Агафангелу было объявлено, что его ответы достаточно изобличают его в антисоветской деятельности, а посему, чтобы он не скрылся от следствия и суда, он должен дать подписку о невыезде с места жительства.

Патриарх Тихон был под домашним арестом, 1 июня петроградские власти арестовали митрополита Вениамина, а 10 июня начался над ним и частью петроградского духовенства судебный процесс. Теперь и над митрополитом Агафангелом нависла угроза ареста, а это означало, что Русская Православная Церковь может лишиться законного управления. Молчать было нельзя, надо было преподать свое первосвятительское слово. Митрополит считал, что, став заместителем Святейшего Патриарха, он обязан высказать свой взгляд на происходящие события и предложить выход из создавшегося положения.

5(18) июня 1922 года он составил послание к архипастырям и всем чадам Русской Православной Церкви:

«Во имя святого послушания и по долгу моей архиерейской присяги я предположил немедленно вступить в отправление возложенного на меня служения Церкви и поспешить в Москву. Но вопреки моей воле, по обстоятельствам, от меня независящим, я лишен и доныне возможности отправиться на место служения. Между тем, как мне официально известно, явились в Москве иные люди и встали у кормила правления Церковью русскою. От кого и какие на то полномочия получили они, мне совершенно неизвестно. А потому я считаю принятую ими на себя власть и деяния их незакономерными.

Возлюбленные о Господе преосвященные архипастыри! Лишенные на время высшего руководства, вы управляйте теперь своими епархиями самостоятельно, сообразуясь с Писанием, священными канонами и обычным церковным правом, по совести и архиерейской присяге, впредь до восстановления высшей церковной власти окончательно решайте дела, по которым прежде испрашивали разрешения Святейшего Синода, а в сомнительных случаях обращайтесь к нашему смирению».

Текст послания митрополит Агафангел продиктовал епископу Вениамину (Воскресенскому) и затем отдал келейнику Василию Морову, который переписал послание в четырех экземплярах; они были подписаны митрополитом и отданы начальнику канцелярии протоиерею Сергию Лилееву для размножения и рассылки. В Москву митрополит передал два экземпляра для архиепископа Астраханского Фаддея (Успенского) и протопресвитера Николая Любимова.

Послание вызвало у властей беспокойство: принявший власть митрополит твердо стоял в решимости соблюдать церковные каноны и не признавать ВЦУ. 28 июня начальник Ярославского ГПУ распорядился провести у владыки обыск в Толгском монастыре, а самого владыку заключить под домашний арест в Спасский монастырь.

Следователи ГПУ хотели знать, с какой целью митрополит написал свое воззвание. На допросе он ответил: «В целях успокоения умов верующих... я написал воззвание, в котором призывал священнослужителей и верующих не признавать образовавшегося Высшего Церковного Управления из неизвестных лиц, не имеющих канонических обоснований, это я сделал потому, что хотел успокоить верующих и священнослужителей в ожидании Собора».

В поисках материала для обвинения митрополита в антигосударственной деятельности следователи ГПУ призвали в помощники запрещенного в священнослужении Андрея Немирова. 7 июля он и восемь его единомышленников обратились в Ярославское ГПУ с просьбой: предать суду митрополита Агафангела и епископа Вениамина за лишение сана Андрея Немирова и объявление единомышленных с ним прихожан сектантами. О епископе Вениамине они писали, что «это не архиерей, а палач», так как он является исполнителем воли митрополита; что «в речах своих явно и косвенно давал понять всем, что советская власть – безбожная власть».

Потянулись дни заключения – пока домашнего. К митрополиту никого не пускали, кроме келейника, который не имел права входить к владыке без сопровождения стражника. Стеснения иной раз становились неоправданно жестки. Имея нужду исповедаться и причаститься, владыка написал прошение в ГПУ, чтобы ему разрешили в один из дней недели быть к вечерне и литургии в Спасском монастыре, но получил категорический отказ.

Время было тревожное. Безбожие снова составляло план физического уничтожения Церкви. В Иванове-Вознесенске расстреляли священников Павла Светозарова, Иоанна Рождественского и певчего Петра Языкова. В Москве расстреляли четверых священников и мирянина. В Петрограде митрополит Вениамин, архимандрит Сергий и двое мирян были приговорены к расстрелу.

Чем дальше, тем сильнее были обеспокоены верующие Ярославля судьбой заключенного митрополита. Многие из тех, кто любил владыку, подходили к стражникам и то упрашивали их допустить к митрополиту, то, видя их непреклонность, стыдили: «Вы не достойны стоять у дверей владыки-митрополита, не то что держать его под стражей». Когда митрополит выходил гулять в маленький внутренний садик, то на площадке второго этажа церкви собирался народ, чтобы хотя бы издали увидеть своего архипастыря. Многие во время этих прогулок пытались проникнуть в сад, но их прогоняли. Они просили разрешить хотя бы взять благословение, но стража была непреклонна, а при попытках настаивать грозилась отвести в ГПУ. Угроза была не пустая, и народ мало-помалу расходился. На Преображение, после праздничной службы, перед кельей митрополита собралась толпа – человек триста. Женщины просили, чтобы допустили к владыке взять благословение. Сотрудник секретного отдела ГПУ начальник караула Шаров отказал. Толпа потребовала, чтобы вызвали митрополита хотя бы к окну, чтобы удостовериться, что он жив. Шаров ответил:

– Если вы хотите видеть митрополита и получить от него благословение, то идите за разрешением в городской отдел ГПУ; если он разрешит, я вам его выпущу.

Несколько человек отправились в ГПУ, но там им было категорически отказано. Верующие снова стали просить, чтобы позвали митрополита к окну, но Шаров отказал, и люди, видя неумолимость стражи, стали расходиться, но некоторые все же остались, как бы не в силах в этот великий праздник отойти от домашней темницы не получив от митрополита благословения, не увидев его, не дав и ему своим присутствием видимого знака, что верующий Ярославль болезнует о его судьбе и многие хлопочут о его освобождении. Одна женщина выкрикнула:

– Если у них силой не возьмешь, они никогда не выпустят!

Стражники пытались ее схватить, но не решились далеко отойти от дверей, опасаясь, что тогда толпа ворвется в покои митрополита. Народ подождал еще около часа, а потом все разошлись.

Через три дня после этого владыку перевели из Спасского монастыря в одиночную камеру Ярославской тюрьмы. Состояние здоровья престарелого митрополита сразу настолько ухудшилось, что сотрудники ГПУ вынуждены были вызвать врачей из больницы. Врачи поставили диагноз: общий склероз и склероз сосудов сердца – и рекомендовали полный покой и домашнюю обстановку при постоянном медицинском наблюдении. Условия содержания несколько улучшили: перевели митрополита из тюремного одиночного каземата в комнату при караульном помещении ГПУ и разрешили ежедневную продуктовую передачу.

5 сентября 1922 года помощник уполномоченного Секретного отдела Ярославского ГОГПУ Куликов составил обвинительное заключение по делу митрополита. Его обвиняли в написании воззвания, «в котором он объявляет себя преемником Патриарха Тихона, главой Российской Церкви и вместе с тем объявляет Высшее Церковное Управление властью незаконной и самочинной со всеми вытекающими отсюда последствиями... что... проявил насилие над гражданской свободой совести... к гражданам Николо-Троицкой волости... что они... будут отлучены от Церкви... и объявлены сектантами... и при голосовании приказывал не голосовать за Немирова... Принимая во внимание всё вышеизложенное, то есть наличие... активного и пассивного сопротивления советской власти и то, что при передаче дела в суд указанные преступления могут быть истолкованы в другом смысле, и благодаря старческому возрасту судебное наказание не может быть применено, и принимая во внимание... что Агафангел пользуется громаднейшей популярностью... дальнейшее его содержание под стражей является нецелесообразным, оставление же на свободе... грозит поводом к новому возрождению старой реакционной церкви и подавлению обновленческого в ней движения. Целесообразным полагаю... применить к нему меру административного наказания и выслать в один из отдаленных монастырей, где бы он спокойно и без вреда для советской власти мог провести свои старческие дни».

Святитель был переведен во внутреннюю тюрьму ГПУ в Москве. Узнав об этом, верующие Ярославля обратились к председателю ГПУ с ходатайством. «Усерднейше просим оказать нам великую милость, – писали они, – возможно скорее освободить из-под стражи томящегося в заключении... нашего старца – митрополита владыку Агафангела, о котором мы по чистой совести свидетельствуем, что он страдал совершенно напрасно, являясь лишь жертвою отвратительной злобы некоторой части духовенства.

Никакой вины за нашим старцем-владыкой перед советской властью нет: наоборот, он всегда, как теперь, так и ранее, являя сам пример лояльнейшего честного гражданина, тому же поучал и нас... И теперь этот, имевший такую завидную и добрую славу в Латвии, наш старец-митрополит томится, несчастный, в заточении Госполитуправления, томится лишь по проискам... озлобленной части нашего духовенства. Да будет скоро положен этому предел! Да будет скорее освобожден невинный семидесятилетний страдалец.

Этого мы просим, об этом мы усерднейше молим Вас».

Ходатайство было оставлено без внимания. Между тем наступали осенние холода, и они для находящегося в тюрьме, одетого по-летнему старца становились чувствительны. 30 октября митрополит попросил следователя ГПУ разрешить ему «написать в Ярославль о высылке меховой рясы, теплого клобука и валенок с калошами». Заявление было оставлено без внимания. Через месяц владыка вторично обратился к следователю ГПУ с просьбой «разрешить написать в Ярославль о присылке зимней одежды». Но и на этот раз заявление было оставлено без ответа. 25 ноября состоялось заседание комиссии НКВД по административным высылкам. Тучков предложил выслать митрополита Агафангела в Нарымский край сроком на три года.

28 ноября митрополиту объявили приговор и в тот же день перевели в Таганскую тюрьму для следования по этапу на место ссылки. Владыка обратился в ГПУ с просьбой, чтобы ему ввиду его болезненного состояния и преклонного возраста были выданы теплые вещи и разрешено следовать на место ссылки одиночным порядком с конвоиром, которого он готов содержать на свои средства. «Неудовлетворение оного, – писал он, – опасно для моей жизни, и я вынужден решительно просить об удовлетворении изложенной просьбы».

Но именно смерти митрополита хотели те, кто отправлял его в Нарымскую ссылку. Тучков распорядился в следовании одиночным порядком отказать, отправить митрополита общим этапом, теплые вещи выдать.

Владыку должны были отправить с этапом в конце декабря, но состояние его здоровья настолько ухудшилось, что он был оставлен еще на неделю в тюрьме. Несмотря на немощи и преклонный возраст, когда условия тюремного заключения переносятся особенно тяжело, митрополит никогда не падал духом. Наивернейшей его опорой было Слово Божие, в котором он поучался и день, и ночь. Не с человеческим разумом он советовался в трудных обстоятельствах жизни, а со Священным Писанием. И в тюрьме оно явилось для него огромной поддержкой. Он по целым дням не расставался с Библией. Заключенные, бывшие с ним в одной камере, были направления светского, ко всему церковному относились насмешливо, но и их поразил и вызвал удивление и даже преклонение молитвенный настрой старца и его любовь к Богу.

Не помогли ни заступничество врачей, ни просьбы православных – митрополит Агафангел был отправлен общим этапом с уголовниками, проехал через все пересыльные тюрьмы до Томска и от Томска еще несколько сот километров по грунтовой дороге. Владыка болел, испытывал много лишений, много скорбел, но смирялся и кротко терпел все невзгоды. По распоряжению ГПУ его поселили в глухом поселке; служить ему было запрещено. Здесь большим для него утешением стала встреча с ссыльными иноками и священниками из Ярославля. В ссылке он получил известие о кончине Патриарха Тихона и о восприятии поста Патриаршего Местоблюстителя митрополитом Петром (Полянским).

По окончании срока ссылки, в августе 1925 года, владыке было объявлено, что власти не будут препятствовать возвращению его в Ярославль.

В это время секретный отдел ГПУ строил дальнейшие планы раскола Русской Православной Церкви. Была организована группа архиереев во главе с архиепископом Григорием (Яцковским), которая готовилась для захвата церковной власти после ареста митрополита Петра. Преследуя цель раскола и уничтожения Церкви, ГПУ отводило в этом замысле место и митрополиту Агафангелу. Предполагалось в нужный момент предложить ему как второму кандидату вступить на пост Патриаршего Местоблюстителя в соответствии с завещанием Патриарха Тихона, с тем, чтобы якобы спасти Православную Церковь от анархии и церковной разрухи, а на самом деле породить этим еще один раскол. Ради осуществления замысла ГПУ митрополит был задержан более чем на полгода в Пермской тюрьме. Тучков просил владыку своим авторитетом спасти положение в Церкви. Он рассказал, что Местоблюститель Петр арестован, но, находясь в тюрьме, он благословил образовавшуюся по почину архиепископа Григория архиерейскую коллегию по управлению Церковью. Но заместитель Патриаршего Местоблюстителя Сергий, митрополит Нижегородский, объявил коллегию незаконной и запретил архиепископа Григория в священнослужении. Теперь между митрополитом Сергием и архиепископом Григорием идет война за церковную власть, и это вносит настоящую разруху в церковную жизнь. Среди верующих растет смятение. Между тем советское правительство готово изменить свое отношение к Православной Церкви и легализовать церковное управление. Но в данный момент это невозможно, потому что власти не знают, с кем вести переговоры и кто стоит во главе управления Церковью. Лично он, Тучков, не видит выхода из создавшегося положения, если не примет на себя обязанности Патриаршего Местоблюстителя митрополит Агафангел; митрополит – старейший архиерей Православной Церкви, он был назначен заместителем Патриарха еще в 1922 году, в конце концов, он обладает среди архиереев огромным авторитетом как один из разумнейших и умеренных деятелей. Тучков обещал, что если митрополит возьмет на себя обязанности Местоблюстителя и войдет в переговоры с правительством о легализации церковного управления, то со стороны ОГПУ возражений не будет. Тучков призывал митрополита к жертвенности – ради благоустроения Церкви.

Положение церковное, обрисованное Тучковым, вызвало у митрополита столь сильное беспокойство, что не оставалось места догадкам о коварстве и хитрости следователя. Главные мысли, чувства, побудившие старца к решению принять пост Местоблюстителя, – это жажда жертвенного служения Православной Церкви, установление мира церковного, прекращение распрей, защита Церкви от пытающихся расхитить церковное стадо обновленцев. Положение было столь серьезно и требовало, казалось, вмешательства столь спешного, что не настоял митрополит перед ГПУ на предварительной личной встрече с Патриаршим Местоблюстителем митрополитом Петром и его заместителем митрополитом Сергием.

18 апреля 1926 года митрополит Агафангел составил в Перми воззвание, в котором объявил, что он вступает в права Патриаршего Местоблюстителя. Не покидая Перми, он начал рассылать его епархиальным архиереям. Три экземпляра были посланы в Харьков, где проживало тогда восемь епископов. Ознакомившись с воззванием митрополита Агафангела и обсудив создавшееся положение, архиереи пришли к твердому решению признавать Патриаршим Местоблюстителем только митрополита Петра; выступление митрополита Агафангела признать разрушительным для Церкви расколом. И с этим послали ответное письмо митрополиту Агафангелу. Они увещевали его отказаться от раскольнической деятельности и не вносить в Церковь смуту. Кроме того, они объясняли свое отношение к Патриаршеству и к коллегиальному церковному управлению, признавая последнее безусловно неканоничным.

Экземпляр воззвания митрополит Агафангел послал и митрополиту Сергию, причем доставлено оно было с необыкновенной скоростью, буквально в два дня. Ознакомившись с ним, митрополит Сергий стал добиваться от ОГПУ разрешения обменяться письмами с митрополитом Петром относительно происшедшего. Тучков с удовольствием дал на это согласие, предполагая впоследствии воспользоваться перепиской для углубления и расширения распри между правящими архиереями. 22 апреля в тюрьме состоялся обмен письмами между Патриаршим Местоблюстителем и его заместителем. Митрополит Сергий сообщил Местоблюстителю, что возвращающийся из ссылки митрополит Агафангел намерен вступить в исполнение обязанностей Патриаршего Местоблюстителя. Зная прямой и открытый характер владыки Петра, его неприятие всякого лукавства и коварства, от кого бы они ни исходили, митрополит просил Местоблюстителя, чтобы он повременил с передачей прав. Ему было ясно, что это всего лишь новая затея ГПУ. Местоблюститель уклонился от высказывания какой-либо категоричной позиции, но заместительских обязанностей с митрополита Сергия не снял.

26 апреля митрополит Агафангел написал митрополиту Сергию: «Имея в настоящее время возможность осуществить возложенные на меня Святейшим Патриархом, ныне в Бозе почившим, обязанности Местоблюстителя Патриаршего Престола, я вступил в управление Российской Церковью... покорнейше прошу оповестить о сем вверенную Вам епархию, причем, нуждаясь в особой милости и помощи Божией, усердно прошу Вас, Владыка, и всех верных чад нашей Православной Церкви молиться за меня Воздателю всяческих и Промыслителю Богу, возглашая за богослужениями наше имя, согласно существующим на сей счет церковным правилам».

Уже зная о воззвании митрополита Агафангела и о позиции митрополита Петра, оставившего за ним в письме от 22 апреля права заместителя, митрополит Сергий 28 апреля отправил в Пермь владыке Агафангелу письмо с изложением своей позиции. Письмо уже не застало митрополита в городе. Через два дня митрополит Сергий послал владыке второе письмо, отказываясь признать бесспорными права митрополита Агафангела на местоблюстительство. Во‑первых, в силу того, что от них не отказывался митрополит Петр, который «считает обязательным для себя оставаться Местоблюстителем, хотя бы был не на свободе», и, во-вторых, потому, что в распоряжении Патриарха Тихона не оговорено, что тот, кто принял власть, принял ее «лишь временно, до возвращения старейших кандидатов. Он принял власть законным путем, следовательно, может быть ее лишен только на законном основании, т.е. или в случае добровольного отказа, или по суду архиереев.

Как видите, вопрос о вступлении Вашем в должность Местоблюстителя, – писал митрополит Сергий, – решается далеко не бесспорно. И я, при всем своем желании освободиться от возложенного на меня бремени, не могу Вам безотлагательно передать власть. Поэтому прошу Вас несколько задержаться со вступлением. Боюсь, что в данных условиях оно приведет к великому смущению среди православных, и так уже исстрадавшихся непрекращающимися распрями архиереев».

1 мая митрополит Агафангел прибыл в Ярославль. Духовенство города было извещено о приезде владыки заранее, и его встречали на вокзале священники Смирнов, Невский, Понгильский, Лилеев и Дореватовский. Митрополит сообщил духовенству, что он является Местоблюстителем Патриаршего Престола, и вручил им по экземпляру своего обращения к архипастырям и пастырям, распорядившись распространить его в городских храмах.

В этот последний период своей жизни в Ярославле владыке пришлось принять много скорбей. Некоторые священники ушли в обновленчество, часть их теперь возвратилась, некоторые остались в прежнем заблуждении. Митрополит вернулся в Ярославль исповедником святого православия, претерпев узы за сопротивление попыткам обновленцев захватить церковную власть и сокрушить Российскую Церковь. Он и теперь принял пост Местоблюстителя исключительно для того, чтобы воспрепятствовать анархии в Церкви. Многие ярославские священники совершенно не поняли намерений святителя. Не поняли его и викарные архиереи. Через несколько дней после прибытия митрополита в Ярославль его посетил архиепископ Ростовский Иосиф (Петровых). Архиепископ упрекал его в узурпации власти и настойчиво убеждал владыку отказаться от должности Местоблюстителя и не ссориться с митрополитами Петром и Сергием. Тогда же приехал в Ярославль архиепископ Угличский Серафим (Самойлович). Он горячо убеждал митрополита отказаться от местоблюстительства. Рассказывают, что при встрече с митрополитом Агафангелом архиепископ встал на колени и сказал:

– Я с вами служить не могу, вы незаконно захватили церковную власть.

– А я вас об этом и не прошу, – спокойно ответил владыка. Архиепископы Иосиф и Серафим смотрели на заместительство митрополита Сергия как на совершенно законное, а кроме того, и сам авторитет митрополита Сергия в это время в их глазах был очень высок , и потому они однозначно расценили шаг митрополита Агафангела как честолюбивую попытку захватить церковную власть, воспользовавшись тем, что митрополит Петр находится в заключении. Большего оскорбления владыке трудно было нанести, доставить унижение горшее.

Третий ярославский викарий, архиепископ Варлаам (Ряшенцев), занял сторону митрополита Агафангела, но молча, не вмешиваясь в конфликт. Он не чувствовал себя в области церковной политики, настолько уверенно, чтобы принимать решения в сложных вопросах и настаивать на них, как это делали архиепископы Иосиф и Серафим. Некоторые настоятели ярославских храмов перестали поминать за богослужением митрополита Агафангела, но большинство храмов приняло воззвание владыки удовлетворительно, многие и тому были рады, что в Ярославль вернулся святитель, имевший бесспорный авторитет православного архипастыря, укрепляющий их против обновленцев.

13 мая митрополиты Агафангел и Сергий встретились в Москве. Несмотря на уверенность митрополита Сергия, что вся история с объявлением владыки Агафангела Местоблюстителем представляет собой интригу ГПУ, при личной встрече он увидел, что сам владыка настаивает на передаче ему местоблюстительских прав, хотя за две недели пребывания в Ярославле и в Москве должен был получить полные сведения о происходящем в Церкви. Владыка Агафангел настаивал на законности своих прав на церковное управление – как старший иерарх и как иерарх, назначенный заместителем Патриарха Тихона в 1922 году. При этом он ссылался на постановление Поместного Собора 1918 года о местоблюстительстве, полагая, что власть Местоблюстителя должна перейти к старейшему архиерею, то есть к нему. Приехав в Нижний Новгород, митрополит Сергий изучил постановление Поместного Собора, касающееся местоблюстительства, и увидел, что права митрополита Агафангела не бесспорны и в данном случае объявление его Местоблюстителем является покушением «низвергнуть своего законного главу (первого епископа) и восхитить его права и власть».

Не дождавшись от митрополита Сергия письма о передаче церковной власти, митрополит Агафангел 20 мая послал в Нижний Новгород телеграмму: «Вы обещали прислать проект письма владыкам о передаче мне полномочий церковной власти, благоволите ускорить».

В тот же день митрополит Сергий ответил телеграммой: «Проверив справку, я убедился в отсутствии Ваших прав; подробности письмом. Усердно прошу: воздержитесь от решительного шага».

На следующий день митрополит Агафангел послал митрополиту Сергию ответную телеграмму: «...Вы при свидетелях определенно изъявили согласие передать мне права, дела, управление, обещались известить иерархов об этой передаче... Теперь Вы, к удивлению моему, отказываетесь от передачи и тем готовите новую смуту. Вынужден буду сделать решительный шаг, опубликовать через особое послание результаты нашего соглашения и Ваш последующий отказ. Всякую ответственность за последствия с себя снимаю».

Убежденный в своей правоте, митрополит Сергий 23 мая писал митрополиту Агафангелу: «Я только проверил справку, на которую с полной уверенностью Вы ссылались, как на подтверждавшую Ваше право возглавить нашу Церковь даже теперь, при жизни законного Местоблюстителя (в каковой уверенности издано и Ваше послание в Перми). Проверив же, я убедился, что эта справка не только не подтверждает Ваших прав, но даже ограничивает их сравнительно с тем, какими я их представлял ранее. Оказывается... что прав на возглавление нашей Церкви или на Местоблюстительство Вы не имеете и, следовательно, присвоение Вами этой должности должно быть рассматриваемо как самочинное восхищение достоинства и власти первого епископа, т.е. весьма тяжкое преступление против канонов, караемое, как известно, лишением сана... Ясно, что соглашение, заключенное при таких ошибочных данных, никогда не может быть признано обязательным и подлежит немедленной отмене; ни Вы не имеете права (а, убедившись, не будете иметь и желания) настаивать на непременном его исполнении и на передаче Вам Местоблюстительства, ни я не имею права уступать Вашим требованиям... Ввиду всего вышеизложенного, я решительно отказываюсь от исполнения нашего соглашения и не считаю себя вправе передать Вам власть Местоблюстителя. Признавая все же по-прежнему законным носителем власти первого епископа митрополита Петра, а себя его законным заместителем... усердно и почтительно, но и настоятельно прошу Вас... немедленно отказаться от Ваших притязаний на должность Местоблюстителя, отменить выпущенное Вами в Перми послание... благоволите теперь же сделать архипастырское распоряжение по церквям Ярославской епархии о поминовении Местоблюстителя Митрополита Петра, а равно и сами возобновите таковое поминовение при первом Вашем богослужении.

Если же Вам неугодно будет подчиниться этому моему, как заменяющего Патриаршего Местоблюстителя, распоряжению, то настоящим моим к Вам посланием я, впредь до рассмотрения Вашего дела собором епископов, освобождаю Вас от попечения о Ярославской епархии...».

Несогласие викарных архиереев и части ярославского духовенства, жесткость позиции, занятой митрополитом Сергием, вероятность поднятия новой церковной смуты, если между ними продолжится спор о местоблюстительстве, поддержка многими архиереями митрополита Сергия – все это начинало склонять владыку Агафангела к решению отказаться от местоблюстительства. И 27 мая он послал митрополиту Сергию телеграмму:

«Продолжайте управлять Церковью. Я воздержусь от всяких выступлений. Распоряжение о поминовении Митрополита Петра сделаю, так как предполагаю ради мира церковного отказаться от местоблюстительства».

Но Тучков никоим образом не желал прекращения церковной смуты и теперь усиленно убеждал находящегося в одиночном заключении Местоблюстителя митрополита Петра, что при сотрясающих Церковь смутах все архиереи и большинство мирян желают успокоиться и обрести духовный мир под авторитетным водительством митрополита Агафангела. Церковь жаждет и ждет, чтобы права Местоблюстителя были переданы именно ему. И как тут было не согласиться и не начать действовать, поначалу осторожно, не передавая прав, но и не препятствуя владыке Агафангелу восприять эти права. Окончательную передачу прав Местоблюстителя митрополит Петр отложил до возвращения из ссылки первого кандидата на этот пост, митрополита Кирилла (Смирнова).

Через несколько дней, словно для того, чтобы поддержать раздор церковный и смуту душевную и вновь вкусить горечь всех этих препирательств, митрополит Агафангел получил от Местоблюстителя письмо, написанное им еще 22 мая: «...узнал, что Ваше Высокопреосвященство изволите вступить в отправление обязанностей Патриаршего Местоблюстителя. С любовию и благожелательно приветствую это Ваше вступление. По выходе на свободу, если будет угодно Господу Богу, переговорим лично о дальнейшем возглавлении Православной Церкви. О настоящем моем решении благоволите сообщить Митрополиту Сергию».

1 июня митрополит Агафангел был в Москве, куда пригласил и митрополита Сергия, чтобы лично показать ему письмо Местоблюстителя, и некоторых архиереев, чтобы, имея в руках письмо митрополита Петра, решить окончательно вопрос об управлении Церковью. Не дождавшись митрополита Сергия и не получая от него никаких известий, владыка Агафангел 4 июня послал в Нижний Новгород письмо с приложением копии письма Местоблюстителя. Митрополит Сергий, получив телеграмму-приглашение, выехать не смог, потому что с него была взята подписка о невыезде. Видя, однако, что письмо владыки Петра утвердило митрополита Агафангела в решимости занять пост Местоблюстителя, митрополит Сергий начал собирать мнения архиереев по этому вопросу.

В эти же самые дни церковных распрей митрополит Сергий вступил в переговоры с властями о легализации церковного управления и подал им свой проект декларации. Попыткам митрополита Агафангела занять пост Местоблюстителя он твердо решил сопротивляться как незаконным, с которыми не согласно и большинство архиереев. Владыке Агафангелу митрополит Сергий писал:

«По общему нашему убеждению, Ваше Высокопреосвященство не можете в настоящее время занять должность Местоблюстителя ни помимо митрополита Петра, как Вы это пытались сделать, издав свое Пермское послание, ни через митрополита Петра, как Вы это надеетесь сделать теперь. В первом случае не можете потому, что не имеете на это звание и должность никаких лично Вам принадлежащих прав... Во втором случае потому, что митрополит Петр, передавший мне хотя и временно, но полностью права и обязанности Местоблюстителя, и сам, лишенный возможности быть надлежаще осведомленным о состоянии церковных дел, не может уже ни нести ответственности за течение последних, ни тем более вмешиваться в управление ими. С другой стороны, я (или кто будет после меня), восприяв на себя вместе с должностью Местоблюстителя и всю ответственность за правильное течение церковных дел, не могу относиться к распоряжениям митрополита Петра, исходящим из тюрьмы, иначе, чем только как распоряжениям или, скорее, советам лица безответственного, т.е. могу принять их к исполнению лишь под своей ответственностью постольку, поскольку нахожу их полезными для Церкви. Такое понимание смысла и последствий временной передачи Местоблюстителем своей должности... является для нас и практически необходимым, потому что только при нем мы можем считать обеспеченной каноническую устойчивость нашего церковно-правительственного строя... Допустим на минуту, что я бы изменил свое отношение к распоряжениям, исходящим из тюрьмы, и, возлагая всю ответственность за последствия на митрополита Петра, передал бы Вам должность. Весьма вероятно, и Вам пришлось бы бороться с каким-нибудь самочинным покушением на власть «первого епископа». Правда и успех на Вашей стороне; борьба готова кончиться благополучно. И опять Вам в спину из тюрьмы исходит распоряжение, признающее законным Местоблюстителем того, против которого Вы боролись. Сами получив власть через такое же исходящее из тюрьмы распоряжение, Вы лишены будете возможности что-нибудь возразить против нового, тоже тюремного распоряжения, и наша Церковь окажется на краю анархии.

Вот почему наш Собор определил, чтобы Патриарх заранее, еще будучи на свободе, назначил себе временного преемника, которому бы и передавал все свои права и обязанности. Следуя этому определению, мы утверждаем: пусть митрополит Петр остается законным Местоблюстителем и пусть его имя возносится за богослужением; но исполнение его распоряжений, исходящих из тюрьмы, мы отложим до того времени, когда он сам возвратится к власти и, вполне отвечая за свои действия, решит, исполнить ли эти распоряжения или нет...»

14 июня он выслал это письмо митрополиту Агафангелу, приложив к нему письменное мнение архипастырей Украины и присоединившихся к ним единомышленных с митрополитом Сергием архиереев.

Переставление из позиции защитника православия, за что митрополит Агафангел потерпел тюремное заключение и ссылку, в положение едва ли не расколоучителя, как это представил митрополит Сергий, неприятно поразило старца. Расколоучителем он никоим образом не был и быть не желал. Владыке Агафангелу исполнился семьдесят один год, время подводило, его к последней черте земной жизни, и он все острее сознавал, что надо готовиться к переходу в мир вечный. Столкнувшись с непреклонной позицией митрополита Сергия и единомышленных с ним архиереев, не желая быть виновником новой смуты, он решил отказаться от притязаний на пост Местоблюстителя и 8 июня уведомил о своем решении гражданские власти.

ГПУ, однако, решило довести свой замысел раскола до конца. Тучков уговорил митрополита Петра передать обязанности Местоблюстителя митрополиту Агафангелу (уже зная, что тот отказался). 9 июня Местоблюститель отправил митрополиту Агафангелу письмо, в котором подтверждал «передачу ему местоблюстительских прав и обязанностей...» Господь вразумил, однако, сделать важную оговорку, ограждавшую Церковь от той анархии, которая наступила бы в случае отказа от местоблюстительства владыки Агафангела и отсутствия законного преемника на этот пост: «В случае отказа митрополита Агафангела от восприятия власти или невозможности ее осуществления, права и обязанности Патриаршего Местоблюстителя возвращаются снова ко мне, а заместительство – к митрополиту Сергию».

Все эти события сильно расстроили здоровье владыки Агафангела и, желая его поправить, он в середине июня уехал из Ярославля в деревню, неподалеку от Толги. Здесь он снял комнату. Сам хозяйствовал, колол дрова для печи, варил обед. В это время казалось, что все епархиальные и общецерковные дела отошли для него на задний план.

29 октября 1926 года заместитель Патриаршего Местоблюстителя митрополит Сергий был арестован. В управление Российской Православной Церковью вступил архиепископ Иосиф (Петровых), но 8 декабря 1926 года он издал распоряжение о передаче власти одному из трех назначенных им заместителей: архиепископам Екатеринбургскому Корнилию (Соболеву), Астраханскому Фаддею (Успенскому) и Угличскому Серафиму (Самойловичу). Архиепископ Корнилий не смог приступить к своим обязанностям, так как находился в ссылке. Архиепископ Фаддей был задержан Тучковым на пути в Москву, и во временное управление Российской Православной Церковью вступил архиепископ Серафим.

В декабре владыка Агафангел вернулся в Ярославль. Поначалу он снял небольшую комнату в частном доме, где у него была и столовая, и спальня, и канцелярия, здесь он принимал приходящих к нему по духовной надобности священнослужителей и мирян. Только уже незадолго до его кончины верующие выстроили митрополиту отдельный домик, где у него были три небольшие комнаты. Странное положение установилось в епархии. Митрополит Агафангел был правящим архиереем, а подчиненный ему викарий, архиепископ Серафим, был главой всей Российской Православной Церкви. Но митрополит не возражал. Он правил Ярославской епархией в тех условиях, в которые его поставил Господь, понимая, что при богоборчестве, принятом властями за официальную идеологию, многими расколами могли кончиться разномыслия архипастырей, пастырей и православных мирян. И он не вмешивался в обще церковные распоряжения архиепископа Серафима, которые тот отдавал приезжавшим архиереям.

Архиепископ Серафим вскоре был вызван в Московское ГПУ, где Тучков предложил ему принять свои условия легализации. Архиепископ отказался, сославшись на то, что он не может принимать принципиальные решения в отсутствие старших архиереев. В начале апреля 1927 года из заключения был освобожден митрополит Сергий, и 7 апреля архиепископ Серафим сдал ему дела управления. Церковная жизнь в Ярославской епархии вошла в обычное русло, и казалось, что время расколов прошло.

29 июля появилась декларация митрополита Сергия. В Ярославской епархии она не вызвала никакой реакции. Владыка Агафангел, прочитав декларацию, послал протоиерея Дмитрия Смирнова в цензуру испросить разрешения на распечатку. В цензуре согласились, но с условием не печатать никаких отдельных посланий, в которых бы эта декларация комментировалась. Выслушав о. Димитрия, митрополит решил совсем отказаться от печатания. Неудобно было бы ему, бывшему кандидату в Местоблюстители, печатать декларацию митрополита Сергия и не выступить со своим архипастырским словом.

Викарий Ярославской епархии архиепископ Иосиф (Петровых) был возведен митрополитом Сергием в сан митрополита и получил назначение на Ленинградскую кафедру, но ГПУ запретило ему въезд в город. Тогда митрополит Сергий назначил его в Одессу, но туда владыка Иосиф не поехал сам. Оба викарных архиерея митрополита Агафангела, архиепископы Иосиф и Серафим, были против декларации митрополита Сергия. И как горячо убеждали они старца всего год назад отказаться от притязаний на пост Местоблюстителя и не ссориться с митрополитами Петром и Сергием, так же горячо теперь они убеждали его отделиться от заместителя Местоблюстителя. Спорили с митрополитом Агафангелом с такой несомневающейся убежденностью, с такой решимостью идти по выбранному пути до конца, что владыка-старец видел – назревают новая смута и раскол.

В конце 1927 года некоторые архиереи заявили о своем отделении от митрополита Сергия, высказав намерение править епархиями самостоятельно. В начале января 1928 года к митрополиту Агафангелу пришли архиепископ Угличский Серафим и митрополит Иосиф и стали убеждать владыку отойти от митрополита Сергия. То, чем дорожил владыка Агафангел более всего – мир церковный – явно нарушался. И архиепископ Серафим, и митрополит Иосиф в своих убеждениях были непреклонны. Митрополит Иосиф, оставшийся без кафедры, с неясной перспективой относительно своего места в церковной иерархии, готов был пойти на крайние действия. Разговор был столь тяжел, что после отъезда архиереев у митрополита случился сердечный приступ. И затем здоровье его настолько ухудшилось, что 30 января он совершил в ярославском Свято-Духовом храме свое последнее богослужение и уже не смог служить до самой кончины.

Назревающие церковные расколы, угроза ярославской пастве обуяться религиозными смятениями – все это окончательно сокрушило здоровье владыки. Два года прошло, как окончилась ссылка митрополита-исповедника, но оказалось, что трудности тюремного заключения и ссылки переносимы легче, чем те внутренние скорби, которые обрушились на него теперь, глубоко раня душу и сердце. По правде сказать, он от самого своего освобождения из Пермской тюрьмы весной 1926 года не знал отдохновения и покоя. Угрозы расколов и смятений, опасение послужить им каким-либо своим действием или словом, сделать что-либо к соблазну верующих – это ощущалось тяжелее, чем гонения от безбожников за имя Христово и ссылка. А возраст уже таков, что не будет времени исправлять ошибки. Не будь горячей настойчивости архиереев, не будь вроде бы достоверных сведений, что в других епархиях царит церковная смута и многие отделяются от митрополита Сергия, митрополит Агафангел вряд ли подписал бы какой-либо документ, касающийся вопросов церковной политики.

На именины митрополита Агафангела 5 февраля съехались поздравить владыку викарные архиереи – архиепископы Серафим (Самойлович), Варлаам (Ряшенцев) и епископ Ростовский Евгений (Кобранов), приезжали поздравить священники и миряне. На следующий день митрополит передал своему секретарю протоиерею Димитрию Смирнову декларацию об отделении от митрополита Сергия и попросил, чтобы тот отнес один экземпляр в местное ТПУ, а другие раздал благочинным. После того как ярославская декларация была предана огласке, с митрополитом случился новый сердечный приступ, а затем сердечные приступы не оставляли его до самой кончины.

Митрополит Сергий, получив документ об отходе от него Ярославской епархии, был чрезвычайно обеспокоен этим обстоятельством. Ширилось церковное движение, которое, как он считал, не имеет положительной перспективы. Девятнадцатый век не вернется, советская власть будет еще долго править страной. Все старые общественные движения, боровшиеся с нею, выдохлись, а она так поставила дело воспитания молодежи, что совершенно отделила ее от Православной Церкви. У Церкви не осталось никакой возможности воспитывать детей. Через десяток-другой лет вырастет поколение, для которого Православная Церковь с ее церковно-славянским языком, древним богослужением будет выглядеть музейной реликвией. Отход митрополита Агафангела только умножал общее смятение. На этом фоне агенты советской власти будут делать все, чтобы углублять и укреплять расколы.

Митрополит Сергий послал митрополита Серафима (Александрова) в Ярославль с объяснениями подробностей настоящего церковного положения, желая убедить митрополита Агафангела отказаться от организации автокефалии в Ярославской епархии. Митрополит Сергий писал: «Со своей стороны не нахожу достаточно сильных слов, чтобы умолять Вас сохранить общение с нами, потерпев еще немного нашим немощам, пока не выяснится с определенностью, куда мы хотим вести церковный корабль: к сравнительно ли сносному существованию в данных условиях или к гибели, стремимся ли мы к утверждению веры или жертвуем ею ради личного благополучия. Разорвать общение всегда можно, если будут к тому несомненные основания; но разрывать общение и раскалывать тело церковное по причинам воображаемым и еще только ожидаемым и предполагаемым, подумайте, какой это рискованный и ответственный шаг и к каким последствиям это может повести и для Церкви, и для самого учиняющего...

Но мы с Вами подошли уже к той черте, у которой все земные ценности и всякие земные счеты теряют свою абсолютную значимость; и остается только одно: дать добрый ответ на судище Христовом. Во имя этого нашего общего упования и во имя блага святой Церкви прошу Вас и молю, не разрывайте общения с нами, не переходите на сторону наших врагов, которых у нашего дела и без того много. Останьтесь с нами и своим авторитетным именем и своим мудрым советом поддержите наши усилия над устроением церковных дел и тем остановите и начинания других, стремящихся к разделению. Поверьте, что ни веры святой мы не предаем, ни от свободы церковной мы не отрекаемся и не намерены отрекаться. Мы только не закрываем глаза на ту обстановку, среди которой нам приходится действовать, и полагаем, что, как бы ни связывала нас эта обстановка, мы не можем оправдать ею своей бездеятельности: мы должны действовать и делать то, что можем в данных условиях...»

Ярославские архиереи остались при прежней позиции, и митрополит Сергий послал к ним еще раз для объяснений архиепископа Вятского Павла (Борисовского), передав с ним письмо. Митрополит Агафангел уклонился от прямого ответа, сославшись на то, что ни митрополита Иосифа, ни архиепископа Серафима нет уже в Ярославской епархии.

В ответ митрополит Сергий писал: «Ваше Высокопреосвященство утверждаете, что раскола Вы учинять не намерены, так как «отделяетесь не по разномыслию в вере, а только в порядке административного управления». Но по мысли канонов расколом называется именно разделение не из-за веры, а из‑за вопросов, допускающих врачевание, или же из-за нежелания подчиниться распоряжению законной церковной власти («самочинное сборище»). Что же касается сохранения молитвенного общения при административном разрыве, то можно весьма сомневаться даже в том, возможны ли вообще или, точнее, канонически законны ли такие отношения между двумя архиереями, принадлежащими к одной и той же Поместной Церкви и признающими над собою одного и того же духовного главу в лице первого епископа. Но если такие отношения и возможны где-либо фактически, то только между архиереями, административно друг от друга не зависимыми и не связанными друг с другом никакими обязательствами. Между тем, по распоряжению нашего первого епископа я имею тяжкий долг заменять его; несу все его обязанности по управлению Русской Церковью и потому имею право ожидать от своих собратий-епископов того же канонического послушания, какими они обязаны по отношению к самому первому епископу. Объявить себя состоящим в послушании первому епископу и в то же время административно порвать с заместителем, которого первый епископ поставил, значило бы противоречить самому себе. «Приемляй, аще кого послю, Мене приемлет» (Ин.13,20) и, наоборот; это общий закон, не допускающий исключений.

Таким образом, административный разрыв со мною – заместителем первого епископа Русской Церкви не может быть признан деянием безразличным для епископов той же Церкви, а будет, несомненно, оценен с канонической точки зрений, как отказ в послушании первому епископу. А такой отказ не считается по канонам наказуемым только в том случае, когда первый епископ всенародно начнет проповедовать заведомую ересь. Вот почему митрополит Иосиф и его достойные сотрудники истощают свои силы, стараясь подвести мои административные действия (охотно допускаю, небезошибочные) под понятие ереси; обвиняют меня в предательстве (традиторстве) и в поругании Церкви, и в отречении от Христа, от Бога и, наконец, от вечного спасения, что-де еще хуже ереси. Но чем ужаснее обвинения, чем чудовищнее делаемые из них выводы, тем настоятельнее требуется их фактическая проверка, притом не любителями-добровольцами, а вполне компетентным и авторитетным органом церковного суда – собором епископов. Разрыв же общения со мною раньше приговора такого собора, из-за каких-либо неправильных административных распоряжений, тем более без фактической проверки, на основании народной молвы, искусственно муссируемой, канонически будет определяться как раскол, со всеми указанными в церковных канонах последствиями для учителей его.

Ввиду всего этого, я с особой радостью приветствую Вашу готовность пересмотреть заявление от 6 февраля и усерднейше прошу Вас не медлить с этим пересмотром».

В третий раз в Ярославль был послан архиепископ Рязанский Ювеналий (Масловский). Он сначала беседовал с викарным архиепископом Варлаамом, а затем с митрополитом Агафангелом. 10 мая митрополит Агафангел, архиепископ Варлаам и епископ Евгений написали митрополиту Сергию: «В разъяснение нашей декларации от 6 февраля с.г. и в дополнение к письмам митрополита Агафангела на имя Вашего Высокопреосвященства, находим нужным сказать следующее:

1. Мы до сих пор не прерывали и не прерываем нашего молитвенного общения с заместителем Патриаршего Местоблюстителя митрополитом Сергием.

2. Никакого раскола мы не желаем учинять и не учиняем.

3. Никаких новшеств в церковной жизни нашей епархии не вводили и не вводим.

4. Принципиально власть Вашу, как заместителя, не отрицаем.

5. Распоряжения заместителя, смущающие нашу и народную религиозную совесть и, по нашему убеждению, нарушающие церковные каноны, в силу создавшихся обстоятельств на месте, исполнять не могли и не можем.

6. Всех обращающихся к нам иноепархиальных епископов, клириков и мирян с просьбой возглавить их и принять в молитвенное и каноническое общение, мы не отторгали и не отторгаем от единства церковного, а, внося мир, направляли их – непременно к Вашему Высокопреосвященству и Синоду, предварительно, насколько возможно, успокоив их смущенную религиозную совесть».

На этом ярославские архиереи считали инцидент исчерпанным. 10 мая митрополит Агафангел показал письмо секретарю епархии протоиерею Дмитрию Смирнову, который предложил этот документ обнародовать. Но митрополит ответил, что, поскольку письмо от 6 февраля не обнародовано, то и это не нужно обнародовать, а благочинным ярославским и так все известно.

Здоровье митрополита Агафангела, сильно ухудшевшееся в начале года, так и не поправилось. С ним было несколько сердечных приступов, во время которых он всегда сначала прибегал к Тайнам Тела и Крови Христовых и только после этого принимал медицинскую помощь. В середине сентября у него случился сердечный приступ столь сильный, что митрополит слег в постель. Врачи рекомендовали полный покой. Но и лежа в постели, он принимал деятельное участие в управлении епархией, говорил, что нужно сделать в том или ином случае. Предчувствуя близость смерти, владыка просил протоиерея Димитрия Смирнова съездить к заместителю Местоблюстителя митрополиту Сергию, попросить у него церковного мира и сказать, что он, конечно же, находится в его подчинении, а если что не так было, то просит его простить. Отец Димитрий собрался не сразу, и владыка вынужден был торопить и просить, чтобы тот не откладывал поездку и перед митрополитом Сергием подчеркнул, что он желает совершенно с ним примириться; одновременно он наказывал о. Димитрию, что когда митрополит Сергий пришлет после его смерти архиерея для управления епархией, то обязательно бы его приняли. Отец Димитрий съездил и все передал заместителю Местоблюстителя.

Несмотря на усилия трех докторов, здоровье владыки все ухудшалось, и 2 октября он пожелал принять таинство святого елеосвящения, которое совершили архиепископ Варлаам (Ряшенцев), духовник митрополита архимандрит Ярославского Спасского монастыря Игнатий и архимандрит Толгского монастыря Григорий. При совершении таинства владыка почувствовал себя бодро и радостно. У него было такое настроение, будто приблизились светлые пасхальные дни. Не было страха приближающейся смерти, он с великой надеждой смотрел в будущее и, уповая на милость Божию, с дерзновением узревал те великие блага и радость, которые ждут наследующих жизнь вечную. Подозвав архиепископа Варлаама, он сказал ему:

– Передайте всем – и духовенству и мирянам – мое благословение, у всех прошу прощения, если кого обидел или огорчил, и сам всех прощаю, ни на кого ничего не имею, прошу у всех святых молитв.

– Молитесь и вы о нас Богу, – просили присутствующие.

– Да, если получу дерзновение у Господа, буду и я молиться, – ответил старец.

Состояние здоровья владыки стремительно ухудшалось, и 9 октября он причащался уже только святой Кровью, так как к этому времени никакой пищи принимать не мог. После причастия ему стало значительно лучше. Улучшение было и на следующий день, так что у окружающих появилась надежда на его выздоровление. Владыка, однако, чувствовал, что приближается конец, и давал распоряжения на смерть. Многих тогда удивило, с каким спокойствием он давал эти распоряжения, будто они были связаны не с его собственным погребением, а с торжественным праздником. 14 октября; подозвав архимандрита Григория, он сказал:

– У меня на этих днях будет юбилей, нужно приготовиться.

– Какой юбилей? – не понял тот.

– Мой юбилей, будет много священников и посторонних. А на следующий день, накануне смерти, своей келейной монахине Нине повторил:

– Завтра вечером у нас в квартире будет торжественная всенощная, будет много священников, пригласите и владыку Варлаама.

Утром следующего дня, 16 октября, ему стало заметно хуже, и в половине одиннадцатого утра митрополит Агафангел скончался. Известие мигом облетело город, и двенадцать ударов тридцати ярославских церквей возвестили о кончине святителя.

Отпевать владыку решили в Никитской церкви, а погребение совершить в храме святителя Леонтия Ростовского. До самого отпевания перед гробом митрополита в Никитской церкви служились панихиды и читалось Евангелие. Все это время шел народ проститься с почившим. Люди молились, плакали, целовали крест и руки почившего святителя. Вот как описывает погребение очевидец событий, протоиерей Сергий Лилеев: «В воскресенье по всему городу литургии были совершены ранее обычного, ввиду предстоявшего в восемь часов утра богослужения у гроба митрополита. После литургии были произнесены во всех храмах поучения о почившем владыке и совершены панихиды. Благовест к литургии в Никитской церкви начался в восемь часов. В половине девятого прибыли архиепископы Варлаам (Ряшенцев) и Павел (Борисовский) и началась литургия.

Храм святого великомученика Никиты вмещает до четырех тысяч народа, но он и пятой части пришедших на отпевание не мог вместить. В сослужении двух архиепископов было восемнадцать священников, а на отпевание вышло пятьдесят священников, больше двадцати диаконов. По прочтении Евангелия архиепископ Павел произнес слово о величии личности почившего. По запричастном стихе слово произнес пресвитер московского Успенского собора, исправляющий обязанности священника ярославской Иоанно-Златоустовской церкви о. Владимир Градусов. По окончании литургии слово о личности почившего произнес архиепископ Варлаам. Началось отпевание. Чувствовалось какое-то особенное настроение, похожее на светлое, пасхальное.

Был уже четвертый час вечера, а народ все прибывал и прибывал. Около четырех часов гроб с телом усопшего вынесли из храма, хоругвеносцы окружили его и двинулась торжественная похоронная процессия – крестный ход вокруг храма, далее на Леонтьевское кладбище. По всему городу, по всем церквам начался торжественный красный звон. Народу было так много, что по улицам трудно было проехать. На пути к кладбищу останавливались не менее десяти раз для совершения заупокойных литий. На кладбище пришли в начале седьмого. В склепе под храмом оказалась вода. И гроб остался в храме до следующего дня. В понедельник, 22 октября, архиепископами была совершена божественная литургия. К трем часам дня могила была осушена и залита цементом. Был приготовлен обитый оцинкованным железом ящик, куда должен быть положен сам гроб. Запечатанный архиереями дубовый гроб был опущен в могилу при пении литии, причем после «вечной памяти» пропет был всеми тропарь «Общее воскресение прежде Твоея страсти уверяя...» И казалось, что владыка не умер, а остается, по-прежнему, с нами, невидимым стражем Ярославской епархии.

Так на седьмой день погребли владыку. И что удивительно – никакого трупного запаха не ощущалось нисколько, напротив: по временам веяло от гроба каким-то благоуханием. Лицо его было как и в первый день смерти: светло, бело, покойно. Вечная ему память и упокоение со святыми! Да не оставит он и нас своим руководством по своей смерти и молится о душах наших!»